Нильс Хаген - Охота на викинга [роман]
4
Рита утопала в счастье.
Оно наступило не вдруг, но пришло само собой. Просто обычная жизнь незаметно сменилась жизнью счастливой, как одно время года сменяется другим.
Как и когда это произошло? Рита не могла назвать ни ключевого события, ни точной даты. Счастье вкрадывалось постепенно, словно утренний туман.
Поначалу она сбегала к Нильсу, ища отдушину. Находиться с ним было приятнее, чем сидеть в квартире лысого Николая Александровича с глупо веселящимися девками и тошнотворно-глянцевым Филиппом.
Для себя она все объясняла работой. При этом глубоко внутри Рита сознавала, что лукавит. Не желание поработать гнало ее к Нильсу. Да и под работой она понимала совсем иное.
И все же она ехала к нему при первой возможности. И проводила с ним время. Иногда игнорируя инструкции лилльского палача, иногда следуя им. Но это «выполнение инструкций» потеряло обязательность, и Рита скорее отмечала, что сделанное просто так, само собой, вдруг попадало в наставления Николая Александровича.
Поймав себя на этом, Рита задумалась. Первая мысль, пришедшая в голову, немного напугала: она научилась играть и играет не хуже лысого мужика с глазами варана. Другой бы порадовался открывшемуся умению манипулировать людьми, но Риту передернуло от одного сравнения себя с лилльским палачом. Мгновенно нашлись аргументы против таланта манипулятора, что немного успокоило, но тут накатила вторая мысль.
Оглушительная, беспощадная и еще более пугающая.
Неожиданно Рита поняла, что влюбилась. Наверное, даже впервые в жизни — всерьез, по-настоящему. Как и когда это произошло? В какой момент? Быть может, когда перестала думать о нем как о Железном дровосеке? А может, когда стала называть его «Ни»? Или когда поняла, что не сможет признаться, рассказать про Николая Александровича и странную модельную контору?
По счастью, лилльский палач пропал. Одно время он давал крышу над головой, деньги на карманные расходы и инструкции. Одновременно с этим Рита большую часть времени проводила у Нильса, существовала за его счет и уже активно сомневалась, кто на самом деле ее содержит: клиент или работодатель. А потом Нильс снял ей квартиру, и Николая Александровича не стало. И уже никто не мешал счастью. Это было необъяснимо, странно и здорово.
Все было хорошо.
Приподъездное словечко «любовники», отдававшее какой-то пошлятинкой, неожиданно перелицевалось в невозможно романтическое «влюбленные».
И это было про них…
Осень облетела. Ее увядшую желтизну украдкой спрятали в черные мешки дворники в оранжевых жилетках. Прохлюпал подмерзающей на ночь слякотью ноябрь. Посеревший город припорошили белым первые дни декабря.
Москва засуетилась, забегала по магазинам в преддверии Нового года, до которого оставался
еще месяц. Они с Ни не стали исключением — чуть ли не каждый вечер выбирались в какой-нибудь торговый центр, ходили по распродажам, подвальчикам, где продавали хендмейд, заглядывали даже в книжные магазины.
Как-то сыроватым снежным вечером на ярмарке, раскинувшейся у метро «Третьяковская», в палатке между Покровскими пряниками и елочными игрушками они наткнулись на лоток с ракетами, петардами, шутихами и прочими фейерверками. Продавец, седой старичок в огромном зеленом пуховике, радушно раскинул руки над своим товаром:
— Выбирайте! Прямо из Поднебесной, все лицензионное, никакого контрафакта! Традиционные китайские новогодние изделия. Порадуйте своих родных и близких, сделайте Новый год ярче!
Нильс решительно замотал головой:
— Нет, нет! В Москве запрещено…
А Рите вдруг очень захотелось, чтобы новогодней ночью в мутное московское небо взвились запущенные ими ракеты, чтобы там, наверху, забабахало, заискрило, засверкало пусть и иллюзорное, китайское, секундное, но счастье.
Как в детстве.
Рита продвинулась вперед, замерзшим пальчиком ткнула в какие-то сине-розовые цилиндрики с хвостиками.
— А это что?
— Отличный выбор! — обрадовался дедок. — «Поющий дракон». Эксклюзив, авторская работа. Там, внутри, такая костяная дудочка. Она летит и пост. Очень красиво.
Рита вцепилась в руку Нильса. Тот выкатил челюсть и с непреклонным видом смотрел куда-то в замоскворецкую мглу.
— Ни-и… Ну пожалуйста!
— Дракона нужно запустить в самый канун Нового года, — подлил масла в огонь ушлый дедок, — чтобы своим пением он отпугнул всех злых духов и демонов, и тогда наступивший год будет счастливым.
— Ни-и-и… Ты что, не хочешь, чтобы наступивший год…
Датская крепость оказалась «приступной» — сдалась после первого же штурма.
— Хорошо, дорогая! — кивнул Нильс и полез за бумажником. — Но только одну…
— Их всего две осталось, — голос продавца сделался масляным. — Берите уж обе, чтобы каждому по одной. Вы такая гармоничная пара…
Спустя пару часов они возвращались домой с двумя «Поющими драконами». Во дворе светили желтым мутноватым светом фонари. Черные голые ветви деревьев устремлялись в темное небо, переплетались замысловатой паутиной. Рита остановила Нильса посреди двора в стороне от деревьев, встала на цыпочки, поцеловала…
— А давай не будем ждать Нового года, — прошептала она. — Давай одну запустим прямо сейчас? Я так хочу послушать, как этот дракон поет и отпугивает духов!..
Ракета с шипением, оставляя дымный след, ушла в темное небо — и над домами, над голыми тополями и скелетами антенн, над дворами и машинами разлился вдруг заунывный, тоскливый свист, сменившийся тут же истошным воем. Бабахнуло — и стихло.
Нильс сдержанно фыркнул, тактично давя смех. Рите и самой было смешно. Лицензированный «Поющий дракон» орал противнее, чем коты в марте.
«Традиционные китайские новогодние изделия» забылись, едва они переступили порог квартиры. Этот год заканчивался счастливо безо всяких петард, отгоняющих злых духов.
Нильс неожиданно засобирался. Рождество он должен был встретить с родственниками на родине — такова семейная традиция. Рита оказалась поставлена перед фактом за завтраком.
— Едем. Познакомлю тебя с семьей.
Привыкшая уже к деликатности своего мужчины, Рита от неожиданности рассыпала приборы. Ножи и вилки бряцали о кафель кухонного пола.
Нильс посмотрел озадаченно.
— К гостям, — растерянно улыбнулась Рита и принялась собирать столовое железо.
Он опустился рядом с ней на колени, помогая поднимать вилки.
Завтракали молча. Такой натужной тишины не было со времен их первого знакомства.
Овсянка не лезла, тосты упорно драли горло. Нильс хмурился.
— Ты не хочешь со мной ехать? — спросил наконец в лоб.
— Хочу, — искренне выпалила Рита, — но…
Она замолчала, ища слова и собираясь с мыслями. Счастье вышло зыбким. Простой, понятный и требующий однозначного ответа вопрос оказался неразрешимым. Между ними поднималась тень палача Николая Александровича. И беда была в том, что он не видел этой тени, а она не могла о ней сказать.
— Если из-за визы, — по-своему понял затягивающуюся паузу Нильс, — то это не вопрос. У меня есть знакомые.
Рита помотала головой:
— Это не из-за визы, просто я…
Она снова замолчала. Как сказать, что ее просто не отпустят? А если осмелится пойти против воли лилльского палача, все одно ничего не выйдет, ведь ее паспорт до сих пор у Николая Александровича.
— У меня нет заграничного паспорта, — выдавила, почти не слукавив. — А его за два дня не сделаешь даже по знакомству.
— Все понятно.
Нильс встал из-за стола и вышел. Рита убрала со стола и принялась мыть посуду.
Кажется, он обиделся. Не удивительно. Нильс столько рассказывал о своей бесконечной родне, делал это так ярко, так живо, что самому бесчувственному слушателю понятно, насколько тепло и трепетно он относится к семье. Знакомство с родственниками было для него, наверное, очень важным моментом, практически ритуалом, а она… А что она? Она не могла поехать и не могла раскрыть ему истинных причин. Потому что правда стала бы концом всех отношений.
Рита выключила воду и прислушалась.
За все время это была первая ссора. Ну, или лучше сказать — размолвка. Рита догадывалась, что идеальных отношений не бывает. Знала, что когда-то в чем-то да разойдутся. Только не ждала, что причиной станет лысый Николай Александрович и…
Нильс вошел неслышно, подошел сзади, обнял, поцеловал. Рита чуть дрогнула от неожиданности.
— Прости, — тихо сказал он. — Мне просто очень хотелось познакомить тебя с семьей. Я не хотел… извини.
От этой мягкой деликатности, от этих непрошеных и незаслуженных извинений ей стало совсем горько. Она быстро развернулась и поспешно, чтобы он не видел подступивших вдруг слез, уткнулась ему в грудь.
